Под Северной Звездой

проект / Веры Широковой / На главную

Валерий Суси О Тойво Раннеле

Момент Истины

Что же, сегодня можно сказать, что художнику Ряннелю Тойво Васильевичу удалось обогатить наше мировосприятие, удалось показать нам волшебное превращение простого в Чудесное, запечатлев это на своих многочисленных полотнах. К этому необходимо добавить, что Тойво Васильевичу удается помимо всего прочего создавать великолепные стихи. Они изданы в Красноярске. И между прочим невзирая на возраст, большинство его стихов о любви... В Красноярске же вышли две автобографические книги художника "Мой черный ангел" и "Незваный гость", написанные живо, образно, свидетельствующие о многогранности его талантов. Длительная, продолжающаяся и по сей день дружба с другим сибирским самородком - Астафьевым Виктором Петровичем. Последние годы мастер живет в Хельсинки на своей исторической родине.

Тойво Васильевич Ряннель - народный художник России, а совсем недавно Петровская Академия наук и искусств оценила его заслуги, удостоив звания академика.


- Расскажите, пожалуйста, об этой награде чуть подробнее. Где Вам ее вручали?

- Раньше Академия называлась то Всесоюзной, то Всероссийской, а свое прежнее название "Петровская" получила лишь в девяностые годы. Присуждалась редко, могу вот припомнить, что получал эту награду Горький, Молотов, Фидель Кастро. Теперь принято отмечать тех, кто привнес в науку или искусство нечто новое, собственное. Думаю, что это имелось в виду, когда было решено отметить мой труд. Случилось так, что меня наградили одновременно с другим известным красноярским художником, исследователем Арктики и Антарктики - Федором Конюховым. Приехал в Красноярск вице-президент Академии Ловелиус, а там нет ни одного, ни второго, спрашивает:"А где мужики?" Ему и отвечают: "Путешествуют".

- И что потом? Награду-то Вы получили?

- Получил. В Санкт-Петербурге уже.

- Не обидно ли, что все звания, почести приходят явно с некоторым опозданием? Насколько помню указ Президента России о присвоении Вам звания Народного художника России также издан был в последнее десятилетие.

- Теперь уже отношусь ко всему этому несколько филосовски. Все эти акции награждения долгое время использовались как вожжи для управления человеком, принуждая его приспосабливаться и быть покорным. Нужно было уметь нравится начальству, а с этим у меня были проблемы. Вспоминаю, как получал первое звание в Красноярске - Заслуженный художник России. Было это в 1974 году. Существовал особый порядок представления и конечно первую роль в нем играли чиновники от культуры, которые и должны были где-то за тяжелыми дверями, подальше от глаз, принять решение. Потом оно утверждалось по восходящей - от начальства районного масштаба и до самого верха в Москве. Смотрю на краевом уровне дело застряло, стали доходить слухи, мол, что где-то я не так выразился, что-то не так сказал, не с тем выпил и так далее. Довольно долго продолжалась эта неопределенность, потом позвонили из редакции газеты, поздравили со званием Заслуженного художника России, а медаль крутилась в Красноярске примерно год, никак "не могли" организовать торжественное вручение...

- Кем Вы себя ощущаете теперь - русским художником или финским? Можно ли сказать, что здесь, в Финляндии чувствуете себя также комфортно, как в Сибири? Или есть разница?

- Я - сибиряк. Инкеримаа (часть Ленинградской области) - это название земли, а не народа. Корни мои, судя по фамилии, из финской области Саво. Но я-то сам большую часть жизни прожил в Сибири, а надо сказать, что суровая среда вырабатывает в людях привычку оценивать других не по национальному признаку, а по тем лучшим качествам, которыми они обладают. Мы там все были равны - и евреи, и грузины, и прибалты, а иначе выжить было бы невозможно. А здесь смотрю на чистые озера, на мощные скалы, на эти сосны и чувствую, что это мой дом, что это дом моих предков. И никуда от этого не денешься. Да, здесь другой менталитет. В Сибири мы жили плотной общиной, все делалось сообща и основано было на взаимовыручке, на дружбе, что создавало определенную цельность всей жизни. В Финляндии все совершенно по-другому. Здесь уже нет той, привычной мне среды и кажется, что общество разнородно. Даже говорят как будто на разных языках. Депутаты парламента говорят на одном языке, я их понимаю. Но я не понимаю язык молодежи. Спортсменов например.

- Вы имеете в виду широкое применение сленга в разговорной речи?

- Не только. Я имею в виду стремление финской молодежи, что особенно заметно среди спортсменов, желание говорить на американский манер, уродуя собственный национальный мотив. Проявляется эта же тенденция и в искусстве, оно принимает формальный характер и лишается индивидуальных национальных черт, перенимая все худшее, что рождает масскультура. У меня есть здесь определенный круг лиц, который с пониманием относится к моему творчеству, проводятся иногда мои выставки, выступления по телевизору были, но такого общественного признания, как в Сибири, конечно нет. И родственников здесь у меня достаточно много. Но настоящее взаимопонимание я нахожу с теми из них, кто перенес Ленинградскую блокаду или финские фильтрационные лагеря т.е. с теми, с кем нас объединяет мужество, позволившее выжить. Или вот я пью здесь с безработными пиво.Я не могу им до конца все рассказывать, потому что им неинтересно да трудно меня понять. Как мне порой трудно бывает понимать наших ингерманландских финнов.

- Здесь, в Финляндии или там, в России?

- И здесь, и там. Знаете что творится в Ингерманландском обществе в Питере? Грызутся, как крысы в банке. За церковную власть, за общественную власть, за финские подарки. Если бы меня угораздило оформлять переезд в Финляндию через них, то до сих пор дело не сдвинулось бы с мертовой точки. Там одни слова... Вот ведут они теперь пропаганду, что нужно якобы всеми силами восстанавливать земли Ингерманландии, восстанавливать культуру и поселяться там. Между тем у властей Ленинградской области нет средств, чтобы принимать ингерманладские семьи из Сибири, Карелии, Эстонии и других мест. И даже, если бы такие средства были, они не стали бы этого делать. Неразумно это и невыгодно с точки зрения перспектив российской политики. Я ведь прежде чем решиться на отъезд в Финляндию, пытался перебраться в Санкт-Петербург. Чиновники затребовали немыслимые документы. Скажем, справку о выселении в 1931 году??? Будто кто-то какие-то там справки тогда выписывал... Дали несколько часов на сборы и в "телячий" вагон. Одним словом, программа возвращения ссыльных в родные места российским чиновником хорошо "продумана", "творчески развита" и сбоев не дает. В этих условиях пропаганда радетелей" возрождения Ингерманландии становится насквозь фальшивой декорацией.

- И что тогда остается? Собрать всех ингерманландцев на исторической родине?

- Да, думаю, это единственно правильное решение. Я благодарен президенту Койвисто, принявшему это решение и финским властям, осуществляющим прием репатриантов и обеспечивающих их всем необходимым для нормальной жизни. Не без проблем, конечно. Мне бы вполне хватило пособия в 1800 финских марок на хлеб и оплату теливизора, но я ведь еще рисую, покупаю краски, оплачиваю аренду мастерской, а продать картину почти невозможно... Есть сговор галерейщиков. А за аренду помещений для собственной выставки нужно заплатить вперед по крайней мере 10000 финских марок и неизвестно сможешь ли хотя-бы вернуть вложенные деньги.

- Что Вы имеете в виду, говоря о "сговоре" галерейщиков?

- А как только завидят мой русский паспорт, сразу следует отказ. Мол, вот, места нет...

- И тем не менее, насколько я знаю, Вы продолжаете много работать, часто выезжаете на Север страны в Лапландию. Вас по-прежнему с той же силой притягивает пейзаж?

- Мне очень нравится как финны относятся к природе, к отвественности перед природой, которая не может сама себя защитить. В Лапландии это особенно бросается в глаза. Кроме того, Лапландия напоминает мне наш Таймыр - такие же залежи полезных ископаемых, такие же плоские горы, такие же чистые реки. Хотел бы отметить, кстати, что русские художники Коровин и Серов, на мой взгляд, сделали лучшие работы о Лапландии для парижской выставки 1898 года. А пейзаж? Да, это навсегда останется со мной.

- Много Вами видено-перевидено, много истоптано троп, пережито много трагедий, испытано немало радостей, а передумано сколько... Вы ощущаете себя мудрецом?

- Дело в том, что для того, чтобы мудрость была заметна ее нужно как-то выразить. Если бы печатались огромными тиражами, скажем, пять моих эпических полотен - Горные кедры, Рождение Енисея, Тропа великанов, Сердце Саянов, Угрюм-река, то я решил бы по их воздействию на души людей насколько они могут стать "властителями дум" и тогда смог бы сказать - мудро я поступал, создавая эти картины, или не мудро. Точно знаю, что работал до конца честно, не ленился, не стремился быть святым, вырастил нормальных детей, похоронил отца и мать, поставил памятники.

- О чем мечтаете теперь? Что еще хотелось бы осуществить?

- Хочу написать третью книгу своих воспоминаний, хочу помочь красноярским художникам, им нелегко сейчас, хочу рисовать свои любимые пейзажи и наслаждаться общением с людьми, которых люблю.

- В таком случае, позвольте еще раз поздравить Вас с высокой наградой и пожелать исполнения всех Ваших замыслов.


С художником Тойво Васильевичем Ряннелем беседовал -
Валерий Суси


 

Людмила Яковлева

Райли

Владимир Лосев

Личная страница

Элеонора Иоффе

Осенняя соната

Роберт Винонен

Письма листопада
Хрен с редькой

Тойво Раннель >> об авторе

Рождение Енисея
Сверкнула пламенем Жар-Птица

Николай Лукка

Птица и бомж

Татьяна Перцева

Не достучаться до небес

Эльвира Аввакумова

Есть жизнь души...

 

Людмила Яковлева

Райли

Владимир Лосев

Личная страница

Элеонора Иоффе

Осенняя соната

Роберт Винонен

Письма листопада
Хрен с редькой

Тойво Раннель >> об авторе

Рождение Енисея
Сверкнула пламенем Жар-Птица

Николай Лукка

Птица и бомж

Татьяна Перцева

Не достучаться до небес

Эльвира Аввакумова

Есть жизнь души...


design by Roman Shirokoff, 2K1

  Rambler's Top100
Rambler's Top100